Из-за пожара места в доме Стэдов для нас не нашлось, но по счастливой случайности, у их соседа, хозяина небольшой лесопилки по имени Скотт Ридл, оказался коттедж-развалюха, пустовавший в ожидании капитального ремонта.
Нам он показался сущим дворцом: по комнате на каждого, и ещё и гостиная с камином, а главное — бывший коровник в пристройке, который легко превратился в мастерскую для Эда. Ещё одним рабочим помещением — поменьше – стала бывшая конюшня для единственной лошади. То, что ни горячей воды, ни отопления в спальнях в доме не было, нас не беспокоило.




Джон Флетчер привёз из Лейпцига не только кинематы, купленные Сполдингом, но и ящик с инструментами и деревянной скульптурой Эда. Скульптура «обжила» гостиную, а инструменты отправились по новому месту службы – в мастерскую.


Через неделю после нашего приезда в Блэнсли в общинном лесу Упло (который был в своё время выкуплен и спасён от вырубки с помощью компании, развёрнутой Тимом) была намечена большая образовательная программа для детей и взрослых, которая включала демонстрацию различных ремёсел (включая токарный станок, работавший от упругой ветки), традиционной техники работы с лесом (красивые лошади-тяжеловозы вытаскивали из чащи деревья), а также небольшое танцевально-песенное действо среди деревьев. Эд предложил свой вклад — продемонстрировать, как он когда-то резал скульптуры из поваленных стволов на Каменном острове, — с той разницей, что на этот раз он орудовал не топором, а бензопилой.
Посмотреть на это собралась пара десятков родителей с детьми. Эд подобрал лежавший у дороги изогнутый ствол среднего размера и повертев его так и эдак, спросил у детей: как они думают, кто прячется в этом стволе. Было несколько не очень интересных — или не подходящих предложений, а потом какой-то маленький мальчик выпалил : «Jumping fish!» («Рыба в прыжке!») Эта идея Эду понравилась и он принялся за работу. Я тоже поучаствовала — удерживала ствол в вертикальном положении.

Позже Мэгги объяснила, что мы повергли в шок местных, работая без перчаток, забрал и прочих защитных приспособлений — но на то, чтобы выучить британское золотое правило «Safety first!», даже у меня ушло несколько лет, а Берсудский так никогда и не смог. (Впрочем, Тим тоже не был особенно законопослушен: пылевая маска обычно красовалась у него на козырьке рабочей кепки, а не на лице.)
За пару часов «Рыба в прыжке» стала отчетливо прорисовываться в стволе. Позже Эд закончил её, и она поселилась у нас в палисаднике, а когда мы уехали из Блэнсли — перебралась к Мэгги в сад, где жила лет десять, элегантно сгнивая под дождем на лужайке среди цветов.

“Мастерская» была первым русским словом, которое выучил Тим (он произносил «масьтьерская») поскольку это было самое важное слово -тут система ценностей у них с Эдом совпадала. Едва Эд закончил покраску стен коровника и конюшни, Тим и Нил приволокли туда старый верстак, и пополнили запас инструментов Эда дополнительными стамесками и деревянными молотками. Потом Тим отвёз нас в Эдинбург в магазин подержанных инструментов, где его знали и нам со скидкой продали недостающее. «Для разгона» Эд вырезал женский торс (давняя его любимая тема)..

Эд внимательно приглядывался к технологиям Тима — в частности, к тому, как он использует наплывы на дереве. Набрав некоторое количество таких наплывов из запасов Тима, он вырезал его портрет – и подарил ему. Этот портрет и до сих пор висит на том же месте на стене в доме Тима, ставшим музеем.

Предыдущая глава — 10/2 Холмы и лес
Следующая глава — 10/4 Блэнсли и Абботсфорд