(опубликовано в «Ботинке» в 2012 году)
На днях мы ездили на оленью ферму рядом с небольшим шотландским городком со смешным названием Охтимохти (пишется солидно — Auchtermuchty). Не на экскурсию, а по делу — забирать упаковку для кинематов, дюралевые ящики, которые хранятся там в сарае (в «Шарманке» уже полным ходом идут приготовления к выставке в Тель-Авиве: в понедельник начнем разбирать и упаковывать машины). Но с оленями мы, конечно, поздоровались — да и как тут пройдешь мимо?
Погода была вполне весенне-шотландская: то дождь, то солнце, так что олени были не в самой своей фотогеничной форме, но мы там столько раз бывали по делу — и столько гостей возили посмотреть, что у меня образовался приличный архив, часть из которого я покажу, пока рассказываю про хозяев фермы, наших друзей Джона и Никки Флетчер.
Сорок лет тому назад, во время работы над докторской диссертацией, посвященной шотландским красным оленям, Джон Флетчер делил время между колледжем св. Магдалены в Кембридже и шотландским островом Рам, на котором располагался заповедник и исследовательская станция (в заброшенном барском доме). К тому времени он уже знал, что поредевшие леса Шотландии и исчезнувшие большие лесопарки, где егеря контролировали поголовье оленей, поставили этих животных в очень неблагоприятную ситуацию — большинство из них страдает от недостатка питания, они подвержены растущему количеству заболеваний и заражены доставляющими им немалое страдание паразитами. В общем, их привольная жизнь на поверку оказалась совсем не такой романтичной.
На острове образовалось небольшое стадо «прирученных» оленей — точнее, «прикормленных». Большей частью это были новорожденные малыши, подобранные сталкерами на холмах — в основном те, что родились осенью и были почти наверняка обречены на смерть, т.к. у мам-олених попросту не хватило бы сил их выкормить. Исследователи выкармливали их молоком из бутылочки, а потом — подкармливали зерном и сеном. Вырастая, они не боялись людей — и давали возможность близко наблюдать за собой.
Настолько близко, что однажды исследователям довелось увидеть необыкновенное явление — рождение оленьей двойни (кстати, вы знаете, что оленята, как и антилопы, рождаются в золотых башмачках? — это такая золотистая кожица на их ножках, предохраняющая маму от ударов острыми копытцами, они ее стирают о вереск и траву в первые дни жизни).
Выросшие олени — и их потомство — совершенно не собирались уходить от исследовательской станции — комфорт жизни рядом с людьми явно оказался сильней романтического порыва к свободе. К тому же они еще и вырастали быстрее и больше, чем полуголодные дикие родичи.
Джон с детства любил оленей — но так же любил и хорошо приготовленную оленину, которая, как выяснилась, обладает рядом качеств, выгодно отличающих ее от традиционных говядины-свинины-баранины: она практически лишена жира и полна всяких полезных для человека вещей, что не удивительно с исторической точки зрения: бОльшую часть своего существования Хомо Сапиенс питался дичью, а не скотом с ферм.
К тому же вплоть до недавнего времени селекционеры выводили на фермах породы тучного скота — жир был ценен для людей, занятых тяжелой физической работой, и также шел на изготовление светильников. Когда оффисные работники стали подсчитывать количество потребляемых калорий, оказалось, что они могут позволить себе только цыплячью грудку без кожи — или оленину.
Но единственным источником оленины служили охотничьи хозяйства, а поскольку охотники гнались за наиболее ветвистыми рогами, чтобы украсить стену своего кабинета, они отстреливали в основном «патриархов», чье мясо было уже не прожевать и саблезубому тигру. Суммировав все эти соображения, в 1974 году аспирант Джон Флетчер, и его молодая жена, талантливый художник-ювелир Никки, наскребли деньги на маленький фермерский коттедж и землю на северном склоне холма — и доставив с Рама компанию молодых животных, основали первую в Европе коммерческую оленью ферму.
В 80е за Джоном потянулись фермеры — в какой-то момент в Шотландии было около 50 оленьих хозяйств, и многие из них помог наладить Джон, поставляя животных как со своей фермы, так и из сохранившихся кое-где оленьих парков и все тех же охотничьих хозяйств. Но выжило только 20 — потому что не смогли добиться скидок и дотаций, которыми пользуются все животноводы — говяжье-свиное лобби не допустило, несмотря на изначальный энтузиазм нового министра из Шотландской Национальной Партии. Ферма Джона могла сводить концы с концами благодаря его интенсивной работе консультантом (его вызывали как-то даже к любимым оленям какого-то саудовского принца), его путешествиям с оленями по всей Европе. Зато тамошние фермы — особенно в Дании — процветают: лучше земли, мягче климат, больше кормежки.
Однажды Джон привез оленей в Израиль — хотя считал, что идея устроить оленью ферму в жарком климате обречена. Фермы, насколько я понимаю, не получилось, но похоже, что олени из Мером-Голан — потомки завезенных Джоном. Недавно он помог начать оленьи фермы в Польше и в Литве.
В своей первой книге, «Жизнь за оленя» («Life for Deer» — что по-английски звучит также, как «жизнь за любимых», во втором издании она называется «Fletcher’s Game») Джон рассказывает свою историю. Для кого-то она стала учебным пособием (как для егеря в Гленко, который посмотрел на меня недоверчиво: «Вы что, вправду знаете самого доктора Флетчера? Мы все учимся по его книге…»), а для меня это еще одна история белой вороны/черной овцы, прокладывающей путь себе и другим в недружелюбном мире бюрократов, лобби, супермаркетов и прочей инертной материи (чье существование, конечно же, необходимо и неизбежно, но уж очень липнет к колесам эта глина). Вторая его книга — «Gardens of Earthly Delights» («Сады земных удовольствий» — история оленьих парках, популярных в средневековой Европе, и особенно в Британии, на самом деле описывает взаимоотношения человека и оленей с доисторических времен.
Никки пришлось надолго отложить свою карьеру ювелира и стать специалистом по приготовлению оленины. Она проводила демонстрацию-дегустацию даже в шотландском парламенте. Она тоже написала несколько книг — сначала про приготовление оленины и прочей дичи, потом — про разную еду, и ее историю(в том числе и книгу про икру), и самую толстую и серьезную — про пир и пост (и в частности, про то, что пир без поста теряет вкус и смыл)
Писать книги на ферме — задача почти невыполнимая: там всегда происходит что-то, требующее немедленного внимания.
Во время одной из поездок во Францию Джон увидел, что по дешевке продаются руины старинной башни, слишком маленькой для жилья, и кусочек земли при ней. Они купили эту башню, восстановили ее, и по очереди уезжают туда писать книги, а летом сдают ее туристам как романтическое гнездышко — вся мебель-начинка сделана мастерской Тима Стэда). Они вырастили двух замечательных дочек, а теперь помогают одной из них растить внучек.
А посреди всего этого Джон на протяжении многих лет находил время и силы таскать в своем оленьем грузовике по Британии и Европе выставки «Шарманки» — за половину той цены, которую с нас спросила бы любая транспортная фирма, и без малейшего навара для себя. В тех случаях, когда у нас вообще не было денег, мы расплачивались скульптурами Эда — в результате на ферме набралась их приличная коллекция.
В тот день, когда мы забирали ящики для кинематов, Джон разбирал свой оффис, в котором он проработал 38 лет — они с Никки начинают постепенно сворачивать бизнес. Пытались передать его, но как оказалось, некому — никто сейчас не рвется зарабатывать тяжелым трудом то, что можно получить от государства в качестве пособия. На старость Джон и Никки построили себе дом на холме. Небольшое стадо оленей останется — и в новом кабинете Джона есть окно, куда его любимцы смогут просовывать головы, если им что-то нужно от хозяина.
Пока рассказывала — мужики погрузили ящики в грузовик. Можно ехать
Кинематический театр "Шарманка" 