Предыдущая страница — Часы Милленниум
Из письма Сергею Юрскому 30 апреля 2000. (Статья Сергея Юрского о Часах Миллениум — здесь)
Вчера мы похоронили Тима Стэда…
В лесу — в том самом, одном из последних в их районе, который он спас от порубки лет десять назад. На том самом месте, куда он привел нас семь лет назад — на следующий день после нашего приезда в Шотландию, а мы вдохнули запах, оглянулись вокруг и выдохнули в изумлении: «Комарово…» Те же елки и березы, мох и вереск, лисички в подлеске и моховики среди папортника… А в другую сторону — пологие холмы, поля, ручей в неглубокой лощине и если бы не змейка асфальта, не дать ни взять Псковщина. А если еще у кого какие сомнения — то пока стоишь на обочине леса у каменной ограды подойдут с той стороны доверчивые буренки и замычат на эсперанто.
Вчера буренок не было — без них реву хватало…
Мы приехали в Блэнсли на машине с Анной. В доме — куча родственников Тима, которых (за исключением его мамы) мы никогда не видели, да и Тим начал общаться с ними год-два назад, после смерти отца, а до этого считался среди солидного семейства мягко говоря, белой вороной (по здешнему — черной овцой).
Эду вручили красивый кусочек дерева со знаком наподобии масонского — молоток, пила, дрель — и номером 5 — в соответствии с номером того конца веревки, за который он держаться будет, опуская гроб. Тима привезли на том же рафике, на котором он развозил мебель клиентам. С утра стоял густой туман, который к полудню слегка приподнялся над дорогой — но укрывал все вершины холмов. За рафиком по дороге к лесу — по которой Мегги лихачит несколько раз в день в соседний городок — потянулась медленная вереница машин…
А там уже ждала толпа — человек двести, и никого посторонних или зевак, никаких официальных представителей с венками от важных организаций, только свои — те, с кем он работал, те, с кем спасал и сажал леса, его подмастерья — нынешние и бывшие, студенты Лесной школы, друзья, с кем вместе пили и разговаривали за кухонным столом в Блэнсли, и конечно, деревенские — молочник, трубочист, соседи… Всех просили заранее — никаких цветов, если хотите — вот адрес для пожертвований — на лес, на больницу…
Грунтовая дорога ведущая от шоссе к могиле через лес была покрыта толстым слоем свежей стружки — широкий белый ковер посреди весенней распутицы. По этому ковру первым шел один из бывших подмастерьев Тима — в шотландской юбочке и берете, играя на волынке. За ним лесничий вел за рукоятку повозку-тарахтелку, которую используют для транспортировки упавших стволов и прочих лесных работ. На тарахтелке как на лафете стоял гроб, сплетенный из ивовых прутьев, а на нем лежала засаленная рабочая кепка Тима с маской-пылеуловителем на козырьке (так он ее обычно и носил — на козырьке, а не на лице). Потом шла Мегги с детьми, держась за руки, братья вели мать, — и река народу сзади.. Потом гроб понесли к могиле на трех шестах, похожих на весла, и положили его на них над ямой — которая выглядела совсем не как яма, а как навыворот, в глубину построенный дом — что-то вроде сруба, устланного со всех сторон зеленым ковром, похожим на дерн…
Река людей, никем не направляемая и не руководимая, перелилась в широкое кольцо посреди берез — абсолютно правильное, идеальной величины, чтобы всем было видно и слышно — и чтобы оставить в середине достаточно простора для близких….Мегги, дети. друзья читали друг за другом стихи в прозе, которые Тим стал писать в последний год. Самое первое, которое читала Мэгги, было похоже на одну из последних песен Вити Шварца -» Друзья мои, не плачьте обо мне..». Конец примерно такой — когда придет время умирать — не бойтесь — я встречу вас там, в небе… (Мегги и друзья собираются издать книжку этих стихов — и этих странных фотографий распилов дерева, похожих на декорации Гордона Крэга, которые он делал в последний год)
Потом Лева Атлас играл на скрипке ту музыку, которую он играл Тиму в больнице за день до смерти — Свиридов, Пушкинский Венок — а птицы подпевали оглушительным хором. Потом гроб опускали в сруб на белых канатах, и Эд так медлил опускать свой конец, что на него кто-то из братьев зашумел приглушенно — ровняй, дескать! (по английски, конечно — кто мог догадаться, что ближайший соратник на этом языке ни гу-гу !!!) Но обошлось — не уронили…Лева еще поиграл, все еще поревели — и пошли от могилы (ее тут зарывают позже…) Мари Григор — киношник, который снимал «Лицо России» и скоро начнет делать фильм про нашу Часовую башню — сказал: «Это все — уже фильм… Тарковский…»
Потом к Мегги и детям выстроилась очередь на полкилометра с выражением соболезнований — как на приеме к английской королеве. Потом вся толпа пила пиво и закусывала барашком на вертеле в деревенском клубе, представляя друг другу тех, кто почему-либо не был знаком — и в Сережу деревенские тыкали пальцами — это что, тот малыш с пейсами, что семь лет назад в местной школе учился играть в регби, придерживая кипу на голове? и т.д. «Малыш» же успел развесить на стенках клуба импровизированную выставку — увеличенные фотографии Тима — я, Питер Сирл и еще двое друзей выпечатали за два дня — каждый из своего архива — и почти на всех фотографиях он смеется… Этот счастливый раскатистый смех как выяснилось, не одних нас преследовал всю неделю… Рядом — его стихи, его фотографии, огромные статьи-соболезнования в газетах — за несколько дней напечатали больше, чем за несколько лет…
А потом, когда уже почти все разошлись, Мегги вдруг рванула ото всех в
сторону по деревенской улицк, воя раненным зверем, затыкая себе рот
платком…. Потом она опять взяла себя в руки, что-то делала, со всеми общалась, улыбалась — пока не присела на минуту у камина рядом с Эдом — и через минуту заснула среди всеобщего гама, свернувшись клубочком. Завтра она улетает с Эммой на неделю в Испанию — или куда достанут билеты-путевки… Подальше. где никто ее не знает…
Эд написал сегодня утром что-то вроде стихов:
Воскресенье, 30 апреля двухтысячного года
Слышен звон собора.
На мне белая рубашка.
Я пью кофе,
Курю из окна 10го этажа.
Внизу поют птицы, бегает белая собака и растут цветы.
А Тим лежит в лесу на глубине двух метров,
Но и оттуда слышен его смех.
Следующая страница — «Дух леса»
Кинематический театр "Шарманка" 